Клэр познакомила меня со своими друзьями: циничным шляпным модельером Ошикой, нервным художником Ронни, изъяснявшимся исключительно целыми абзацами, неким Стивеном Купером, рассуждавшим о том, что ему пора завязывать со сбытом марихуаны и открыть ювелирный магазин в Провинстауне, чтобы можно было уделять больше времени развитию своих мистических способностей. Это были люди-фильмы — я смотрел на них с тем же легким чувством отстраненности, с каким следишь за происходящим на экране из пятого ряда.
Майкл Каннингем "Дом на краю света"
На этой фразе я наконец поняла, чем меня купил Каннингем. Ну то есть я хорошо помню, как читала "Часы": летом, в самый июль, в каникулы, после "Игры о Святом Граале", в состоянии самого полного и абсолютного счастья, которое только было доступно двадцатилетней мне. На это состояние книга про то, что всё связано со всем, а все - со всеми (как и ее предшественница - "Миссис Дэллоуэй", которую я именно за этот месседж и люблю), наложилась, как влитая, и так с тех пор там и лежит. "Избранные дни" легли где-то рядом, и вот теперь - "Дом на краю света", где автор прячет свой взгляд за четырьмя персонажами поочередно, но он все равно торчит, как шило из мешка. Но теперь мне про нас с ним все понятно.
Просто у нас одинаковый угол зрения. Не мировоззрение, не бэкграунд, не способ жить жизнь. Мы смотрим на мир одинаковыми глазами, с одного и того же фонаря, одинаково вписываемся в ландшафт и пропускаем его через одинаковые фильтры, врожденные или наработанные - не знаю. Я понятия не имею, как это получилось. Что общего может быть у меня с 58-летним американцем из штата Огайо, Пулитцеровским лауреатом и открытым геем? Ни черта вообще. Хотя он вроде тоже филолог (бакалавр по английской литературе) и мы с шансами слушали одну и ту же музыку (если в "Доме на краю света" не обошлось без автобиографии). Но это почти ничего не объясняет.
Вот же чудо, а. Бегаешь, носишься, как дурак, по всей Вавилонской библиотеке, дышишь книжной пылью, блуждаешь между стеллажами, давно забыв о существовании выхода, - и просишь, молишься, чтобы пришел кто-то и написал тебе - тебя. А тебе берут и преподносят мир таким, каким ты его и без этих книг давно видишь. И ты понимаешь наконец, что человек есть взгляд, и ты - вот этот взгляд, с точностью до миллиметра, до мельчайшего типографского значка.
Спасибо.
Да, текст есть в сети, если кому интересно. Все три его романа, переведенные на русский.
ЗЫ. Не удержусь, запощу еще и стихотворение, которое эпиграфом к "Дому...". Оно про дом, представьте себе.
Поэма, ставшая домом
И, поставив точку, он понял,
Что теперь у него есть гора,
И воздух, которым можно дышать,
И собственная дорога.
Он выстроил пространство, в котором
Все было на своих местах:
И слова, и сосны, и облака,
И совершенная даль, прощающая несовершенство.
Книга обложкой вверх пылилась у него на столе —
И, вечно ошибающийся, он безошибочно вышел
К скале, повисшей над морем,
И, вскарабкавшись на нее, лег,
С изумлением чувствуя, что он дома,
У себя дома.
Уоллес Стивенс
ЗЗЫ. Не удержусь от еще одной цитаты, последнее предложение - ударное:
Он делает несколько шагов в направлении дороги, похожей сейчас на тусклое, расплывчатое пятно. Слышны пощелкивания и постанывания древесных лягушек. Семь сестер пульсируют над нашими головами — собранная в пучок маленькая звездная буря. Я иду за Джонатаном. Переходя дорогу, я вспоминаю, как когда-то давно бежал по кладбищу за своим братом, чтобы выпить за наше великое будущее. Джонатан продвигается вперед с торжественной, полуманиакальной целеустремленностью. Галактики взрываются над его головой, а он в одних трусах в горошек.
Майкл Каннингем, написавший мне меня
aldanare
| вторник, 20 апреля 2010